Новости – Общество
Общество
«Где больше денег, там жестче обстановка»
Владимир Очнев. Фото: Марина Меркулова
Предприниматель из Таганрога Владимир Очнев — о том, как он начинал бизнес в 90-е годы и что мешает ему развивать свое дело сегодня
24 сентября, 2014 11:24
11 мин
Владимир Очнев вспоминает, что все началось намного раньше, чем в 90-е. Еще в детстве дед брал его с собой на рынок, где тот продавал остатки с огорода. Он учил: рынок — это всегда сытость и стабильность, он живет иной жизнью и там можно себя проявить. Во время учебы в кулинарном училище, в 1986 году, будущий предприниматель вместе с другом продавал в поездах фотографии знаменитых артистов. Сейчас он иронизирует: «Лет до тридцати барыжничал точно».
– Мой бизнес начинался с того, что мы ездили в Одессу, покупали там вещи по типу фирменных и распространяли их на территориях, где этот товар был в дефиците. Например, в шахтерских городах и поселках Донбасса, где люди получали хорошую зарплату, но не знали, куда потратить эти деньги.
– Это были подделки каких-то марок?
– Да, там люди старались под «Levi’s» (Известный американский бренд джинсовой одежды. — Примеч. авт.) делать модели. Это были в основном «вареные» джинсовые всевозможные изделия: юбки, женские и мужские джинсы, куртки, жилетки. В Одессе ассортимент, конечно, был великий. Они шли в ногу со временем. Когда приходили модные журналы, они тут же перестраивали производство. Этим меня Одесса и привлекала — своей многообразностью. Даже москвичи так не вставляли. Ты мог взять как дешевую фуфлыжную продукцию, так и дорогую новомодную. Мне было интересней продавать модные вещи: ко мне приходили красивые девушки, покупали приталенные брюки с высоким поясом, мне было приятно общаться с ними и одевать их не в абы что. В самой Одессе люди были избалованы: портовые города всегда насыщены товарами, там люди одевались более разнообразно. Если я, допустим, привозил в Красный луч (город в Луганской области. — Примеч. авт.) две-три сотни пар по одному лекалу, то весь город потом ходил в этих джинсах и все были счастливы!
– Вы привозили какие-то эксклюзивные вещи?
– Был такой случай. Я поехал в Волгоград просто отдохнуть. Наткнулся там на мужичка, который сидел в каком-то подвальчике и продавал туфли «Le Monti» (Известная американская марка обуви. — Примеч. авт.) больших размеров. А у нас очень много женщин с большим размером ноги, и для них найти женскую обувь вообще нереально. Я сразу всю партию у него выкупил. Как только она попала на рынок, у меня очередь выстроилась из женщин от метра восемьдесят до двух метров. Они даже ругались из-за этих туфлей. Товар ушел за два дня. Наверняка они были произведены не в Америке, но сама фирма и наклейка «Made in USA» произвела потрясающий эффект.
Когда Владимиру надоело ездить туда-сюда, и он уже заработал некоторую сумму денег, то открыл свою торговую точку.
– У нас было несколько ларьков в Таганроге. Самый центровой — на Привокзальной площади. Он простоял четыре года. Соответственно, самые ходовые товары были сигареты, жвачки, батончики «Сникерс» — они вообще улетали сумасшедшими количествами. Из одного продуктового ларька потом сделали рюмочную. Это было очень прибыльно, хотя и неполезно для общества, но на тот момент нас накрывала волна новых влияний и денег.
– Известно, что возле таких ларьков протекала своя жизнь.
– Да. Так как в районе больше не было нигде сигарет, пива, жвачек — традиционный набор молодежи — то они все собирались возле ларька. Подъезжали на машинах, мопедах, мотоциклах. Конечно, у нас неоднократно были проблемы, люди жаловались на громкую музыку и на то, что молодежь выпивает, растлевается.
– Как продавцы на это реагировали?
– Ну, у нас, например, была продавщица Надя. Молодая, очень активная, вокруг нее всегда крутилось много молодых людей, поэтому выручка в ее смену была больше, соответственно нам — прибыль. Еще когда собирались эти парни, было более безопасно, потому что наши магазины грабили. Заходили люди в масках, с пистолетами, били пожилого продавца по голове, отбирали выручку и сигареты. Два раза такое было.
– Эти дела расследовались?
– Милиция приезжала, потому что это были вооруженные налеты, но никого не находили. Находил я уже через местных бандитов. Милиция же не действовала. Ну, найдут они этого грабителя, дадут ему пять лет, но они с этого ничего не возьмут, потому что грабили, как правило, наркоманы.
– Ваш ларек до сих пор стоит?
– Нет, мы его продали как бизнес, который уже был неинтересен. Заниматься этим стало утомительно из-за притязаний со стороны разных контролирующих органов. Раньше участковому блок сигарет даешь в месяц, и никаких проблем у тебя не возникает. Встречаться со всеми структурами очень тяжко, мое душевное равновесие уходит в сторону.
– Какая атмосфера царила в 90-е в Таганроге?
– Время было интересное, все новое, неизведанное, и все было просто. Практически ничего у нас не работало, то есть можно было организовывать любое направление, какое хочешь, насколько хватало фантазии. Как правило, все шли в торговлю, включались в пищевую цепочку, потому что это была самая прибыльная тема: ты за рубль купил, за два продал.
– Вы сказали, что все было просто. То есть были неформальные отношения?
– Да. Все находилось в полуофициальном варианте. Кто-то в Москву поехал, машину «сникерсов» привез, у себя в гараже распродал. Не существовало никаких договоренностей. Все было устроено как раньше на восточных базарах несколько столетий назад. Люди еще жили по привычкам совдепии, были открыты к общению и объединению тех или иных направлений бизнеса. Все делились опытом и деньгами. Очень много случаев, когда друг у друга занимали деньги, а потом не отдавали. Были, конечно, нюансы, когда тебя нагревали с товаром: ты вроде заплатил деньги за один товар, а в итоге подсовывали ерунду. Было и рэкетирство, бандитские микроформирования, отбирающие у честных бизнесменов деньги, но у нас прошло это все достаточно мягко. Тем более у нас городок маленький, все друг друга знают. Те люди, которые ходили в рэкетирах, были моими знакомыми. В итоге, когда они приходили, распивалась бутылка какого-то спиртного напитка — так решалась эта проблема. Я никому денег не давал.
– Как формировались ценовая политика у рэкетиров?
– Все зависело от проходимости на торговом месте. Если оно находилось в центре такого крупного города как Ростов, ставки были очень высоки. Были места, где работали другие схемы, например, семейные: одним людям можно было там торговать, другим — ни за какие деньги, то есть был определенный захват территорий.
– Кем сейчас стали эти рэкетиры?
– Некоторые судьбы знаю. Как правило, половина из них умерла. Те, кто был осторожнее и умнее, легализовались.
– Умерли — их убили, как я понимаю.
– Да, некоторые попали в бандитские разборки. Вот, допустим, на Газетном в Ростове была сходка тех, кто держал этот район. Приходили азербайджанцы с центрального рынка и пытались отодвинуть территорию и забрать себе. Вот при таком отстаивании интересов люди стреляли. Это было модно. Это уже был образ жизни. Определенным людям нравилось находиться в состоянии опасности, и они за это получали деньги. Были и люди, которые делали все, чтобы твой бизнес захирел: нанимали милиционеров, еще кого-то, душили, гасили твой запал, чтобы их точка рядом развивалась. Это было сплошь и рядом. А те, кто не ориентировался в модных тенденциях, начинали просто с тебя срисовывать: выслеживали по ночам, куда ты едешь, на каком оптовом складе берешь вещи, вынюхивали, подсматривали, как торгуешь. Это было неприятно.
– Как на рынке относились к таким людям?
– Их старались ограничить в общении, в информации, они всегда стояли особняком. Все-таки у людей были понятия о торговой дружбе и поддержке. Если я, к примеру, торгую мухоморами, то достойный человек не будет рядом выставлять этот же товар, а найдет другой гриб. И порядочные предприниматели всегда помогали друг другу. Я мог легко сказать: «Присмотри за моим товаром, я отъеду».
– Как вы оцениваете этот период?
– Существовала анархия. Но она была позитивная. Хотя, конечно, были перегибы. Где больше денег, там жестче была обстановка. В Ростове немного постреляли, а у нас все тихо, спокойно. Главное, что у людей появилась возможность применить свои торговые способности. Раньше это было запрещено и считалось непрестижным, а многим хотелось работать в этой сфере. Такие времена хорошо сказываются на раскрытии человека: кто-то показал себя с лучшей стороны, кто-то — с худшей.
– Когда люди разбогатели, что они себе покупали?
– На первых этапах — радиоаппаратуру. На рынках появились японские телевизоры. Покупали также роскошные средства обихода. Люди вкладывали в бытовую обстановку, потому что находились в голодном состоянии, ничего такого до этого не было. Потом, конечно, появились престижные автомобили. Вместе с ними стали строить частные дома. Раньше был негласный запрет на строительство больших домов. Когда власть расслабила свои позиции, начали выстраивать дворцы. У нас до сих пор они стоят как памятники тому времени. Более грамотные вкладывали деньги в недвижимость — они были самыми дальновидными.
– Вы пытались выйти на более высокий уровень? Начать бизнес в Москве, например?
– Да, были, конечно, попытки. Но, честно говоря, меня немного пугал рост. Людей, которые сверхбыстро развивались, останавливали жестко.
– У вас изменилось отношение к деньгам?
– Я знаю, что такое много денег. И знаю цену заработанным деньгам. Раньше я получал от них удовольствие, когда держал в руках. Мне нужны были деньги, чтобы чувствовать себя на каком-то определенном этапе развития. Сейчас они меня не вставляют. Я попробовал этот плод и мне уже неинтересно. Сейчас хочется собственного равновесия.
Деньги сильно видоизменяют человека, вернее, их количество. У меня много друзей на почве разрастания капитала утратили друг с другом отношения, хотя до этого были кумовьями и чуть ли не братьями родными. Мне это не очень нравится. Я не люблю эти скандалы, драки, выяснения отношений, доказывание своей правоты.
– Вам сейчас легче вести бизнес?
– Своим делом я сейчас не занимаюсь. Помогаю в семейном бизнесе: у нас свой кондитерский цех и несколько торговых точек, где реализуется произведенная продукция. Большинство заработанных денег в малом бизнесе забирает государство: увеличенные налоги, пошлины, много всевозможных наслоений. Большого желания развивать бизнес нет. Потому что дальше, когда выходишь на более высокий уровень капитала, начинают действовать очень коррумпированные схемы. Приближаться к ним не хочется. Многие уходят из бизнеса, потому что он становится скользкой машиной, где надо много упорствовать. Это дело молодых.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
